Вряд ли кто-нибудь надеется, что Единый госэкзамен скоро отменят. Поэтому, тем, кто имеет с ним дело, приходится к нему приспосабливаться. И находить в нем свои прелести.

Судя по последним данным Левада-центра, введение ЕГЭ сегодня положительно оценивают 36 % россиян (10 % – полностью положительно, 26 % – частично положительно), а отрицательно – 41 % (25 % – частично отрицательно, 16 % – резко отрицательно).

Причем, если брать динамику за последние годы, когда этот вопрос стал особо актуальным, то в 2007 году оценивающих положительно было 40 %, в 2009 – 28 %, в 2010 – 34 %. Число оценивающих его целиком положительно менялось соответственно: 2007 – 12 %, 2008 – 6 %, 2009 – 9 %, 2010 – 10 %. То есть, по мере его реального массового введения положительная оценка сначала резко упала, а затем начала последовательно расти.

И на первый взгляд может показаться, будто люди просто стали убеждаться, что ЕГЭ – это не так уж плохо, у него есть свои достоинства.

Только подобному предположению противоречит динамика показателей отрицательного отношения к ЕГЭ: в 2007 году – 36 %, в 2009 – 40 %, в 2010 – 43 %, в 2011 – 41 %. За исключением последнего года видна однозначная тенденция роста отрицательных оценок. И она же проявляется в динамике показателей резко отрицательного отношения: 2007 – 11 %, 2008 – 15 %, 2009 – 12 %, 2010 – 16 %.

То есть одновременно растет и отрицательное, и положительное отношение к ЕГЭ.

Вопрос в том, что именно может вызывать последний эффект.

Наряду с вопросом об общем отношении к ЕГЭ, Левада-центр задавал и вопрос о том, лучше или хуже ЕГЭ оценивает знания выпускников. И здесь картина оказалась куда более однозначной.

В 2004 году 24 % думали, что ЕГЭ оценивает знания лучше, в 2006 – уже только 18 %, в 2009 – 16 %, в 2010 – 12 %, сегодня – чуть больше 15 %.

Что ЕГЭ оценивает знания хуже в 2004 году полагали 22 %, в 2006 – 29 %, в 2009 – 36 %, в 2010 – 42 %, а сегодня – 43 %.

То есть общество с каждым годом все больше убеждается в том, что ЕГЭ оценивает знания хуже, чем традиционные экзамены.

Причем, здесь интересно сравнить цифры положительного отношения к ЕГЭ, и мнение о его лучшей оценке знаний. Из тех, кто оценивает ЕГЭ положительно, лишь меньшая часть считает, что он лучше оценивает знания выпускников. Большая, напротив, видит, что он оценивает их плохо, но при это считает, что он хорош. Но тогда получается, что эти люди именно потому и оценивают его положительно, что сам он объективно оценить знания неспособен. И именно в этом видят его достоинство.

На этом фоне особый смысл приобретают результаты того же опроса по оценке сегодняшней системы образования в нашей стране. Положительно ее оценивает 27 %, посредственно – 48 %, плохо – 21 %.Не факт, что эта система действительно такова, хотя падение уровня подготовки поступающих в вузы абитуриентов очевидно. Политика российской власти в области образования уже более двух десятков лет разрушает эту систему. Как недавно сказал министр Фурсенко, главный недостаток советской системы образования заключался в том, что она "готовила творцов", тогда как нынешней власти нужны исполнители.

Правда, граждане России считают иначе. По данным того же опроса, они хотят, чтобы система образования готовила "мыслящих людей, способных брать на себя ответственность" – 56 %, и "культурных, образованных людей" – 54 %.

Только мыслящие и образованные люди не нужны элите, 25 лет разоряющей свою страну. И она наносит удар за ударом по системе образования, чтобы в итоге она производила исключительно послушных слуг этой элиты, способных заучить данное им задание, но не способных задуматься о причинах своего некомфортного положения в стране. Общество это видит и понимает, что реальных знаний образование сегодня дает все меньше и меньше.

И поэтому для заметной части населения ЕГЭ становится хорош именно тем, что не может объективно оценить подготовку выпускников школы. И рождает иные механизмы формально положительных итогов, более дорогие, но простые и эффективные.

Со всеми приведенными выше данными об оценке обществом ЕГЭ хорошо сочетаются показатели оценки гражданами степени коррупционности Единого госэкзамена в сравнении с прежней системой.

Если в 2004 году 21 % полагал, что с введением ЕГЭ количество взяток, блата и других злоупотреблений при окончании школы и поступлении в вузы увеличилось, то уже в 2009 году их стало 25 %, в 2010 – 27 %, в 2011 – 30 %. То есть их число последовательно растет по мере внедрения ЕГЭ. А число наивно верящих в то, что ЕГЭ – мера антикоррупционная, либо сокращается, либо колеблется примерно на одном уровне.

И если соотнести число видящих растущую коррупционность ЕГЭ с теми, кто положительно оценивает его введение, и с теми, кто полагает, что ЕГЭ не способен к объективной оценке знаний, то получается, что первый показатель примерно соотносим как раз с их разницей.

То есть большая часть оценивающих ЕГЭ положительно потому его так и оценивает, что видит в нем больше возможностей заменить оценку знания коррупционными составляющими.

ЕГЭ, конечно, осваивается в стране. Но не как субъект, прокладывающий себе дорогу через устоявшиеся консервативные привычки, а как объект – то есть путем освоения обществом его коррупционных возможностей.

И это естественно. Во-первых, потому, что если система образования перестает давать знания, а люди хотят, чтобы их дети поступали в ВУЗы, то они естественно должны искать "рыночные возможности" решения этой проблемы.

Во-вторых, потому, что система, построенная на имитации деятельности и коррупции, обучает "воспитуемых" именно имитации и коррупции.

В-третьих, потому, что коррупция и взятки – не просто недостаток конкретной российской системы. Это естественный и практически неустранимый продукт рынка. Ведь последний предполагает подчинение деятельности непосредственному спросу на нее. И он превращает любое действие, решение или явление в товар, измеряемый деньгами. В товар превращается даже принятие административных и управленческих решений.

Чем формальнее признак или критерий, по которому это решение или оценка должны приниматься, тем больше возможностей для их покупки. ЕГЭ был изначально формализованной системой оценки, а значит по сути своей порождал больше возможностей коррупционного характера.